На сегодня, 14 июля, назначено заседание арбитражного суда Москвы в связи с проблемой возвращения здания церкви Пророка Божия Илии на Воронцовом Поле приходу храма. Наша газета писала о начале этого судебного процесса (см. «Время новостей» от 8 июля 2004 года), детально анализируя аргументы истцов. Приводились вполне справедливые слова адвоката прихожан Михаила Воронина о незаконности действий советской власти, отнявшей в 1918 году здание и землю храма в соответствии с декретом «Об отделении церкви от государства».

Территория церкви Пророка Божия Илии обязана возвратиться приходу. Это факт. Однако решительная победа прихожан на суде может стать серьезным испытанием как раз с позиций христианских норм морали и нравственности. Ведь пострадает невинный -- арендующий здание церкви с 1929 года Государственный музей Востока. В храме размещаются 50 тыс. единиц хранения, научная библиотека, реставрационные мастерские, отдел учета экспонатов. Если фонды из храма вышвырнут -- для музея наступят скверные времена.

Вот какую апокалиптическую картину нарисовала заместитель директора Музея Востока по науке Татьяна Метакса: «Давайте представим, что все случилось. Церковь отдали церкви. Музею приказали срочно освободить помещение. Переезжать нам некуда. В вашей газете со слов адвоката Михаила Воронина было написано, будто Министерство культуры «не раз предлагало музею переехать в другое помещение». Это чистый вымысел. Министерство культуры, в чьем ведении мы находимся, даже перед угрозой выселения нас из здания церкви не смогло выделить Музею Востока новые помещения, фондохранилища. Стало быть, мы грузим все предметы коллекции, книги и научных сотрудников на грузовики и везем в особняк Луниных на Никитском бульваре, где у нас постоянная экспозиция. Заметьте, в музейных залах на Никитском сейчас представлено около 6% коллекции. Для любого музея (даже Эрмитажа или Лувра) эта ситуация нормальная. Главная, невидимая посетителями жизнь музея происходит в фондах. Там экспонаты изучаются, каталогизируются. Ведется научная работа. Готовятся выставки. И вот 90% фондов приезжает туда, где с трудом умещаются 6% постоянной экспозиции, в небольшой особняк начала XIX века. Ящиками с экспонатами мы битком набиваем все залы музея. Делаем из музея склад. Вся научная, вся выставочная работа парализована. Он выключен из культурного контекста. О нем забывают. Он труп».

Мрачные прогнозы Татьяны Метаксы тревожат тем более, что сегодня музей на Никитской -- одна из немногих альтернативных институций, в рамках которых мирно сосуществуют различные этнические, религиозные (от буддизма до ислама) культуры. Рассказывает Татьяна Метакса: «Еще со времени своего основания (1918 год) музей позиционировал себя как своеобразный центр мирного Востока. Как бы пафосно это ни звучало, он является своеобразным домом дружбы восточных народов, и это проявляется даже в тех экспозициях, что мы готовим. Мы ведь связаны со многими посольствами. Делаем выставки по всему свету. Благодаря такой стратегии люди учатся не ненавидеть друг друга, а понимать и любить».

Невозможно представить, что христианская община хочет быть повинна в исчезновении еще одного центра, где учатся не ненавидеть, а понимать и любить. Но вину "скорбно бесчувственного" государства, не позаботившегося вовремя о новой квартире для музея и тем самым волей-неволей спровоцировавшего не только правовой, но и этический конфликт, отрицать очень трудно.